Методом исключения (идеи Февраля не являются актуальными для современной действительности, идеи Октября — тоже) остается утверждать, что в России восстановилось тысячелетнее рабство — оно же самодержавие. Для простоты — монархия.
Простота, к несчастию, оказывается удобопревратной, поскольку монархия не сводится к тому, что правитель обладает весьма обширными полномочиями, а ограничивающие его власть представительные учреждения либо отсутствуют, либо довольно декоративны и выполняют в лучшем случае законосовещательную функцию. Здесь мы опять сталкиваемся с неудержимым расширением полюбившегося термина. Сколь угодно широкие диктаториальные полномочия еще не образуют состава монархии. Например, ни Муссолини, ни Гитлера монархами не называют и не называли, хотя на объем полномочий им было грех жаловаться. Тут дело не в том, кто как относится к обладателю полномочий, а в том, как он относится к исторической точности.
Ибо, подобно тому, как советский строй — это не всякое ограничение полного набора свобод, а ограничение весьма уникальное, так и монархия — это не всякое единовластие, но единовластие весьма уникальное, основанное на взаимном доверии государя и подданных и на взаимных неотменяемых обязанностях подданных перед государем и государя перед подданными. Что предполагает, как напомнил митр. Кирилл, соответствующий «пиетет к монархии как к священной институции»: монарх не просто единовластник, но помазанник Божий, причем смысл и значение помазания осознается и им, и подданными. Когда освободители применительно к сегодняшним обстоятельствам поминают царизм и самодержавие, они безмерно льстят нашему обществу. «Монархию надо заслужить» — чего даже и отдаленных признаков не наблюдается. Из того, что сегодня интеллигенция рассуждает о В. В. Путине примерно в тех же выражениях, в которых интеллигенция век назад рассуждала про царя Николашку, еще никак не следует, что монархия в России восстановлена. Это говорит лишь об устойчивости кадетски-революционного ожесточения, направленного против власти как таковой, — и не более того.
Это уже не упоминая о самом главном соображении. Диктатура знает разные способы конкретной персонализации и институализации и даже может быть вовсе имперсональной (коллективное руководство). Монархия по самой своей сакральной природе, основанной на божественном праве и помазании на царство, не может быть ни анонимной, ни псевдонимной. Монарх, о котором говорится «Вот он там, в потаенных комнатах», годится на то, чтобы быть героем народных утопических легенд, но никак не на то, чтобы осуществлять публичную власть, которая при монархии действует таким образом, что царь так и называет себя царем, а согласные с тем подданные повинуются не за страх, а за совесть. Когда никто не то что не возлагает на себя корону, но даже и не именуется местоблюстителем, говорить о царизме можно лишь, имея о нем несколько фантастическое представление. Псевдонимный царь — это не монархия, а сапоги всмятку.
http://www.expert.ru/printissues/expert/2007/14/belaya_gvardiya_cherniy_baron/
